Почему же Испания проиграла войну во Фландрии?

Уроки испанского: no hay más Flandes. - Томас (antoin)

Уважаемые читатели меня много раз просили высказаться по теме того, почему же Испания проиграла войну во Фландрии. Долго я с этим тянул, но видимо никуда не деться, придётся. Дело в том, что я не люблю простые ответы на сложные вопросы, потому что любое упрощение — это искажение. Помните, как у Толстого где-то было про то как разные люди по-разному определяли, что же заставляет паровоз двигаться вперёд и все ошибались? Так и с историей. Моё мнение, таким образом, тоже не претендует на объективность и тоже является искажением. Не исключаю, что кто-то, более увлекающийся искусством, чем я, убедительно докажет, что испанцы проиграли, потому что у них был Веласкес, а у голландцев Рембрандт.

Сцена из осады Лейдена. Барельеф с памятника тогдашнему мэру города.

В 1614 году юному принцу, будущему королю Филиппу IV, вручили потрясающий подарок работы Альберто Струцци, который даже сегодня может заставить быстрее биться сердца взрослых мужей. Это был огромный набор искусно вырезанных из дерева солдатиков, в котором были и пехотные полки, и эскадроны кавалерии, и всякие флаги, и оружие, и прочее снаряжение, и пушки с тягловыми лошадями. Там даже были лавки маркитантов, палатки оружейников, швеи, повара, интенданты и прочие некомбатанты. В набор также входило всё что нужно для конструирования искусственных озёр, лесов и понтонных мостов, а также игрушечные фортификации для моделирования осад. Как видите, это был не просто набор солдатиков, а точная реплика Фламандской Армии, которая в то время билась за Испанию в Нидерландах и находилась в зените своей славы. Прилагаемый к армии памфлет прямо говорил, что эти войска предназначены не только для развлечения, но и для обучения короля тому, что война дело сложное и для победы надо знать ох как много. Принц должен был хорошо представлять, что за механизм представляет армия, и соответственно сколько сил и ресурсов она отнимает. Будущий король не должен был питать иллюзии относительно важнейшего направления испанской внешней политики: Фландрии.

Тут сразу возникает вопрос, а зачем они вообще воевали, если это было так трудно, почему бы не смириться с независимостью половины Нижних стран (территория современной Бельгии ведь особо не бунтовала)? Тем более, даже в словаре Tesoro de la lengua castellana o española (Madrid, 1611) de Sebastián de Covarrubias y Orozco (1539-1613) можно найти такую идиому: «no hay más Flandes», грубо говоря, «нет больше Фландрии, тю-тю». Указано было, что эта идиома используется в значении «всё просто замечательно» или «нет вещи лучше». Солдаты испанской армии во Фландрии всегда были полны сарказма, и в каждой шутке лишь доля шутки. Фландрию бросать никто не хотел, но если бы она исчезла, вздохнули бы с облегчением.

Во-первых, тогда не знали, как сегодня, кто победит, чаша весов постоянно склонялась то в одну, то в другую сторону. Испания неоднократно имела шанс всё же задавить этот мятеж, но не смогла его реализовать в зависимости от различных факторов, о которых я напишу ниже.

Во-вторых, испанцы неоднократно хотели мира, но не могли согласиться на чересчур большие требования, которые выдвигались в качестве условий голландцами в отношении как территорий, так и всяких торговых отношений и религиозного вопроса. К слову, расхожая цитата из Филиппа II, что он не желает править еретиками, вырвана из контекста, и на компромисс он порой был готов куда больше чем его противники-протестанты, а уж как он ругал брата за нарушение условий Гентского Умиротворения... Как-то раз он даже писал Папе Римскому, что собираюсь, мол, заключить мир с голландцами, и готов терпеть их протестантизм, а если ты, дорогой мой Папа, считаешь, что за религию стоит воевать, то вот сам эту войну и финансируй, тогда и поговорим. Вообще, роль религии в этом конфликте сильно преувеличена, так же как во многих других эпизодах истории.

В-третьих, испанцы считали что поражение в этой войне слишком повредит их престижу, что их сочтут слабыми враги внутренние и внешние, а потому навалятся все разом, плюс вспыхнут гражданские войны внутри страны. Забота о репутации действительно была вполне обоснованной: даже временные неудачи испанцев в этой войне давали повод внутренним восстаниям и усилению внешнего давления, и наоборот — победы открывали перед ними новые кредиты банкиров и соответственно закрывали источники финансирования для их врагов. Кроме того, испанцы рассуждали так, что пока что ресурсы их недругов тратятся на войну в Нидерландах, и пока что это нидерландские земли разоряются в ходе боевых действий, а если там будет мир, то война вполне может перейти на более ценную для Испании территорию, например, в её владения в Италии, а то и на землю самой Иберии. Поэтому даже когда стало ясно, что войну не выиграть, они продолжали драться, и в XVII веке испанская политика зашла в цугцванг.

В-четвёртых, полный мир дало бы только признание права голландцев гробить монопольную испанскую торговлю с Индиями, то есть воюя с ними испанцы защищали свои наиважнейшие экономические интересы (даже в 12-летнее перемирие, когда во Фландрии стало тихо, в Новом Свете продолжали кипеть ожесточённые морские бои). Так что альтернативой «подавлению мятежа» был не мир, а война с независимым государством. Ибо торговля в Новом Свете никуда не денется, а конкурировать в ту пору никто не хотел, те же голландцы делали всё ради своей монополии, а не честной коммерции. При этом подорвать голландскую торговлю ударом с суши было гораздо проще чем воевать с ними на море: в море меньше важны людские ресурсы и больше важны деньги на корабли, для защиты морских путей надо держать намного больше кораблей чем у врага, к тому же лишившись флота, его можно отстроить заново, а потеря портов невосполнима.

Голландцы мира хотели ещё меньше, точнее, они хотели мира с полным выводом испанских войск, с полной независимостью Нижних стран и с полной нетерпимостью к католическому вероисповеданию, что и отталкивало от мятежников тех многочисленных нидерландцев, кому протестантизм был не мил. Вот и вышло так, что в итоге мир непримиримые соперники заключили только тогда, когда обоим странам стала угрожать новая сила — Франция. Условия оказались компромиссными — обе стороны зафиксировали достигнутые успехи, а целей войны по сути никто не добился, разве что северные провинции таки получили признание своей давно фактически полученной независимости.

План Лейдена со средневековыми стенами.

Теперь надо сказать несколько слов о том, почему война длилась 80 лет, и почему это было вполне нормально. В XVI-XVII веках характер вооружённых противостояний изменился больше, чем менялся за предыдущие пять сотен лет, и даже больше, чем в последующие лет 150. Никто даже не представлял, что означают новые изобретения в технике и тактике, помноженные на возникновение нового типа государств. Макиавелли, предсказывая, какими вскоре станут войны, ошибся вообще по всем пунктам (не стало больше битв, войны не стали короткими и т.д.) кроме одного: армии стали больше, правда, позже, чем он предсказывал.

Из всей военной революции больше всего важным в разрезе войны во Фландрии стало развитие осадной артиллерии и, соответственно, фортификаций. Сначала войны и правда стали молниеносными. Новые пушки способны были взламывать средневековые укрепления за считанные дни, если не часы. Противостоять им смогли только новые системы, названные trace italienne. Их упрощённо можно описать как переход к более низким, но более толстым стенам с наклоном внешней стороны и усложнением геометрии от простого защитного многоугольника к таким контурам, которые обеспечивали максимальное прикрытие подступов к крепости пушечным огнём. Не зря иначе новые укрепления называют «артиллерийские крепости».

 

План Лейдена с новыми укреплениями.

Выступающие вперёд бастионы, скрывающий силуэт стен земляной гласис, углублённый и расширенный ров и построенные для защиты рва кронверки и равеллины заставляли осадную артиллерию располагаться дальше дистанции уверенного пробития стен, не давали бить по стенам прямой наводкой, затрудняли подвод пороховых мин, а также обеспечивали перекрёстный огонь по идущим на штурм войскам. Внешне новые укрепления напоминали современникам звёзды или зубья пилы. В результате осады стали длиться месяцами, а иногда годами, пока Вобан не научился относительно быстро брать и такие крепости. Trace italienne уменьшала надобность в больших гарнизонах, но требовала большой размер осаждающей армии, потому что обычно защищала бОльшую площадь, чем прежние крепости, а долгое время осады приводило к необходимости возводить не только цикрумваляции, но и контрваляции. Плюс надо было держать ещё одну армию неподалёку для отражения идущей к осаждённому месту подмоги. У trace italienne был только один недостаток — они стоили диких денег. Генуя, например, стала банкротом, так и не закончив намеченной переделки укреплений, а в Ирландии и Англии весь XVII и даже XVIII век все современные крепости были наперечёт (кстати вот ещё преимущество английского рва, континентальным державам огромных трат на новые фортификации избежать было нельзя).

План Бреды в 1615 году

В 1572 году, когда началось открытое восстание в Нидерландах, только 12 городов Фландрии были полностью превращены в артиллерийские крепости, и стены ещё 18 были частично перестроены для защиты от Франции (причём во многом за счёт общеимперских испанских денег, потому что даже у главного тогдашнего торгового центра Европы, Антверпена, бюджета еле хватало на эти фортификации). В итоге, например, Монс и Гарлем держали осаду по шесть месяцев каждый, а Лейден выстоял перед двумя осадами общей протяжённостью в четыре месяца. А ведь каждая осада приковывает к себе армию противника и истощает её, не говоря о важности быстрого наступления и недостатках медленного продвижения. Особенно мощные фортификации могли вообще уничтожить осаждающую армию как военную силу, причём вовсе не ответным огнём и вылазками, а тяготами сидения в осаде: болезни, голод и дезертирство взимали вне стен большую дань, чем за стенами. Однако не имевшие новых укреплений города брались быстро, и таких было в начале войны большинство.

Испанцы как всегда делали невозможное. С 1578 по 1590 году дон Хуан Австрийский, победитель при Лепанто, а затем Алессандро Фарнезе захватили 95 городов включая 29 имеющих новые или улучшенные укрепления — потрясающее достижение для того времени. Примечательно, что из этих 29-ти 15 городов сопротивлялись по несколько месяцев десяткам тысяч врагов, 14 сдались после некоторой бомбардировки, а вот из остальных городов, с обычными стенами, 22 вообще сдались как только подъехала артиллерия, избегая верного захвата и полагающегося потом грабежа (такова была судьба 9 городов). Ещё 7 голландских городов проявили чудеса предусмотрительности и сдались как только был взят соседний город, 4 были взяты неожиданностью или хитростью, 11 проданы гарнизонами (в основном английскими).

Итальянские войны и Тридцатилетняя война тоже вспыхнули всерьёз и надолго, но там больше было открытых пространств и меньше укреплённых пунктов, требующих методичной осады. Так что вполне естественно, что в урбанистической Фландрии, где и без городов пейзаж уныл и неудобен для армий, война оказалась ещё более муторной. И чем дольше шла война, тем больше голландцы и испанцы возводили артиллерийских крепостей. К моменту заключения мира без них оставались только считанные мелкие городишки. Это значило, что чем дальше, тем больше сил требовалось на завершение войны полным завоеванием, и тем больше ресурсов сжирала война, как людских, так и денежных, потому что почти что половина от всей армии на самом деле сидела по гарнизонам, и не могла использоваться для атакующих действий. В 1639 году из 77000 во Фламандской Армии 33399 человек укрепились в 208 местах, от 1000 человек в Дюнкерке (наибольший гарнизон) до 10 человек в форте близ Гента, прозванном «Великое Несчастье». Во Фландрии нужно было на порядок больше людей, больше пушек, больше еды, больше пороха и т.д., чем для победы в любой другой стране. Разница в ресурсах Испании и мятежных провинций скрадывалась из-за испанской логистики. Они подсчитали, что если учесть стоимость производства, транспортировки пушек и снабжения их боеприпасами, то каждый выстрел стоил 200-300 эскудо (месячное жалованье 100 солдат).

В итоге оба врага оказались в ситуации, которую современник охарактеризовал так: «Победа достанется тому, у кого будет последний эскудо». Граф Оливарес в 1630 году сказал, что война теперь стала напоминать вид бизнеса, обычную коммерцию, в которой побеждает более богатый, а итальянский политик Джованни Ботеро ещё в 1605 году заметил, что теперь цель войны не раздавить врага, а утомить его, не победить, а истощить.

План осады Бреды, которой и посвящены «Копья» Веласкеса. Оцените длину периметра осаждающих

В итоге моменты фильма «Алатристе», связанные с Фландрией, абсолютно точно отражают, чем занимались солдаты обеих сторон. Война стала позиционной, эдакой репетицией Первой Мировой. Большие битвы случались, только если одна армия осаждала очень уж важный стратегический пункт, грозя прорывом эшелонов обороны, а другая армия подходила выручать осаждённых (классический пример — битва при Рокруа). На каждую битву приходилось более двадцати осад, а проигрыш или выигрыш в битве не оказывал влияния на исход войны, если не приводил к захвату укреплённого пункта, то есть победа осаждённых ничего не меняла.

Особенно много для превращения войны в позиционную сделали голландцы, создав в начале XVII века цепь новых укреплений, включающую как артиллерийские крепости городов, так и деревянные форты с земляным валом вдоль западных берегов широких полноводных рек. В итоге к 1609 году получились 4 сплошных эшелона обороны, которые не то что взять — просто прорвать было крайне трудно. Перед ними расстилалась почти не населённая территория, где чередовались непроходимые леса, болота и совершенные пустоши. Испанской армии там не просто снабжать солдат было проблематично, просто там пройти и протащить артиллерию выглядело настоящим poner una pica en Flandes в концентрированном виде. Впрочем, был период, когда испанская армия взломала и эту оборону, но описанные далее причины не дали закрепить успех.

Боевые действия с этого момента превратились в какую-то герилью, помимо нудных осад это были только рейды, чтобы пограбить, пожечь да поубивать кого придётся на вражеской территории, а потом быстро-быстро умотать в безопасность.

В итоге все шансы закончить войну победой у Испании были в основном в начале. Ресурсы у неё тоже имелись в достаточном количестве. Проблема была только в том, что Филипп II старался догнать даже не двух зайцев, а чуть ли не полдюжины.

В 1567-1568 годах войсками командовал герцог Альба, и он успешно отбил вторжение Вильгельма Оранского и его союзников, а в 1570-1571 годах ввёл в Нидерландах обычные для Испании налоги, что позволило армии обеспечивать себя без помощи из метрополии, но слишком волновало привыкшее к сытой жизни население. Филипп тогда радостно сконцентрировался на очищении Средиземного моря от турецкого флота и перестал слать во Фландрию деньги. Потом возникла необходимость отбивать вторжение в Нидерланды французов, поскольку голландские мятежники заключили договор с адмиралом Колиньи, и все силы были брошены на это. Альба начал методично громить армию Карла IX, а голландцы тем временем пользовались моментом и лезли вперёд. Помогло неожиданное радостное событие — Варфоломеевская ночь, Колиньи убит, а с ним куча его сторонников. Это само по себе хорошо, а тут — о радость! — французы ещё и начинают упоённо резать друг друга, забыв о желании оторвать кусок от Фландрии.

Герцог Альба написал, что ясное дело, Господь любит Испанию и одобряет планы её короля, и как чудесно, что теперь можно не отвлекаться на Францию и заняться главной задачей. Написал, бросил перо, пошёл и моментально надавал по шее оставшимся без союзников мятежникам. Решительное и беспощадное наступление всё-таки было визитной карточкой этого полководца. К декабрю 1572 года незахваченными оставались только части Голландии и Зеландии.

Затем Альба потребовался в другом месте, и его сменил дон Луис де Рекесенс, не такой великий вояка, но зато дельный администратор. Филипп тем временем делил имевшиеся средства почти поровну между Средиземноморьем и Нидерландами, так что на обоих фронтах средств не хватало для решительной победы, а казна влетала в немаленькие долги. В итоге на юге турки захватили Тунис, а во Фландрии 14 апреля 1574 года испанские терции сначала наголову разбили очередную голландскую армию, а потом тут же восстали и потребовали выплатить задержанное жалование за 37 месяцев. Из 86000 солдат бунтовало 4500 ветеранов, и это полностью заморозило испанскую военную машину до 30 мая, когда им выплатили требуемый миллион флоринов (а годовое поступление денег из Испании тогда составляло 6,6 миллионов флоринов).

Памятник героическому мэру Лейдена.

Момент был упущен. Важнейший город, где могла быть закончена война, Лейден, подготовился к осаде и чудом выстоял, чуть не обезлюдев от голода, а потом подошёл флот гёзов, и были сломаны дамбы, затопив осаждающих испанцев. Рекесенс впал в депрессию и принялся строчить королю жалобные письма, что мол, если мы все 24 города мятежников будем такими темпами по месяцам осаждать, то эта война будет вечной. Тем временем произошли новые мятежи безденежных войск, ободрённых примером камрадов. Гарнизоны пограничных фортов и деревень объявили, что если не получат возврат долгов за 15 дней, то оставят позиции. Правительство не сумело найти всю требуемую сумму, мятежные части ушли с постов, и завоёванное благодаря быстрому натиску и большой крови перешло обратно в руки голландцев. Для полного расчёта с армией Испании не хватило всего 130 000 флоринов, и это оказалась цена потери Голландии навсегда. Голландцы перешли в наступление, и несмотря на беспрецедентные финансовые и военные усилия испанцы потеряли все города в Голландии и Зеландии кроме Гарлема и Амстердама.

Ещё один шанс победить был у испанцев в 1575 году. Командование Фламандской Армии разработала отличный план наступления, который позволил бы вогнать клин между Голландией и Зеландией. Но никто не знал, что в это время в Испании Филипп II готовился 1 сентября 1575 года совершить то, что формально называется банкротством, а на деле было насильной конвертацией краткосрочных займов под большие проценты в долгосрочные под средние. Армия перешла в наступление и захватывала один город за другим. Судьба Голландской Республики висела на волоске. И тут пришли новости из Мадрида... Голландцы тут же зажгли праздничные огни и пустились в пляс, а Рекесенс пришёл в отчаяние. Недовольные банкиры временно отказали Испании в кредите, и пока не прошли переговоры, нельзя было занять ни единой монетки. Наступило безденежье и испанская армия развалилась, мятежи вспыхивали один за другим. В марте 1576 года Рекесенс умер, оставив командование в руках неопытных членов Государственного совета в Брюсселе. Плоды завоеваний были потеряны.

Но и это ещё не последний раз, когда победа испанцев лежала на расстоянии вытянутой руки. В XVII веке такие моменты стали большой редкостью, но всё же были. Описывать их подробно не имеет смысла, сценарий и причины были одни: при более-менее сносном финансировании голландская армия испанцам была не ровня, но всякий раз после первых успехов подключались неумение или невозможность испанского правительства концентрироваться на чём-то одном. Иногда других трат можно было избежать, например, бесполезной помощи католической Лиге во Франции, которая всё равно не смогла лишить трона Генриха Наваррского, а Фламандская Армия Испании в это время вынуждена была ограничиться только обороной. Но как можно было устоять, зная что Генрих IV тут же сделает всё, чтобы прервать Испанскую Дорогу, по которой шли пики во Фландрию. Иногда траты на другие театры военных действий были и правда неизбежны, как во время мятежа Португалии. Главное, что в любом случае остававшейся части ресурсов для победы было недостаточно, только для поддержания status quo.

Герцог Парма, а потом и Амброзио Спинола делали всё что могли, но даже средств банкирского рода Спинолы было недостаточно. Испанцы сражались не только с голландцами и исконным испанским раздолбайством. У них было немало и других интересов в политике. Испания доминировала в мире, и потому на неё точили кинжалы все кто мог, порой Англия, Франция и Голландия даже заключали тройной союз, и испанцы сражались в окружении врагов. Потом испанцы, наверно, злорадно усмехались, глядя, как Франция вышла на первое место и заработала точно такую же всеобщую ненависть. Да и дело не только в войнах на других фронтах — если бы не зарубежная помощь голландцам в самих Нидерландах, они бы не устояли. В конце концов, Италия была почти так же экономически развита и урбанизирована, но её Испания удерживала без проблем. А так, хотя Голландии всего-то надо было сидеть на своём верхе Европы и бить каблуком по пальцам всех, кто лезет к ним на печку, не говоря об отсутствии больших проблем логистики, атаку Франции она потом выдержать не смогла без операции по посадке в Англии своего человека на трон.

В заключение хочу сказать пару слов о том, что я называю банкирским детерминизмом. Иногда высказывается мнение, что главное в истории войн вовсе не сами войны, а, например, кредитная система, дававшая Испании деньги. Бесспорно, ещё в античности достоверно было установлено, что для войны нужны три вещи: деньги, много денег и ещё больше денег. Но это имеются в виду реальные ресурсы, а считать главным юридические схемы так же ошибочно, как думать, будто главное в войне — это какие мушкеты в руках у солдат и что у них за доспехи. Все эти займы и виды ценных бумаг всего лишь инструмент. Если бы их не было, были бы другие способы или меньшие масштабы расходов. Главное ведь что эта кредитная система не означала ни преимуществ, ни недостатков Испании: кредиты испокон веков использовали все страны, и не только Испания, и все страны в XVI-XVII веках благодаря войнам вылетали в многократные дефициты бюджета, в том числе Голландия или Англия. Тут можно вспомнить присущую некоторым историкам зацикленность на какой-то одной стране: можно посмотреть на Испанию, увидеть массу проблем с финансами, армией и населением, но в 99% случаев эти же проблемы имелись и у других государств. Так что для войны главное не у кого кредитная система круче, а каково соотношение реальных ресурсов и насколько умно ими распоряжаются.

В данном случае ресурсов у Испании было достаточно много, чтобы растоптать мятежные Нидерланды, но она не смогла сконцентрироваться на одном направлении, а в момент начала мятежа Филипп II обругал тех, кто предлагал открыть дамбы и просто затопить этих еретиков, и не разрешил окончательно закрыть голландский вопрос. Так что анализировать применительно к Испании стоит не вопрос проигрыша, а то, на каких других направлениях она могла бы отказаться от своих интересов, какую другую Великую Стратегию могла реализовать в рамках всей империи. И есть ощущение, что при детальном анализе таких ненужных направлений будет не так много, а современные гении сослагательного наклонения на месте тогдашних политиков с тогдашними знаниями вряд ли предложили что-то кардинально лучше. Империи, над которыми не заходит солнце, не были и никогда не будут вечными, и не их в том вина.